Вы - в традиции русского авангарда, как и Соснора, которому Вы не случайно, конечно же, посвятили одно из своих стихотворений. Во времена постмодернизма эта позиция не слишком выгодна, но тем она и достойней.

(Проф. И.П. Смирнов, Констанц, ФРГ, в частной переписке)

Вошла тишина

В стихах Владимира Тарасова «паузами обозначены границы – / сговор знаков и минут /тьма сжата пятерней». Здесь речь устроена так: «говори поныне можно иначе / ворса коснуться / половиной слов // медленная радость / ускользающего излучения поводов / у отвоёванного искусства». Или так: «не я кричу / изделие взывает стоголосо // к земле прижалась тесно, слышит, ночь / издали – / предостереженье – / на углях разгорающейся темы “о сокровенности отличий” / (свода нет) // огонь вплетённый магией свободы / сдержи дыхание / всмотрись – / говорящий свет».

Владимир Тарасов родился в Москве, давно уже живет в Израиле. Не только поэт, но и редактор-составитель посмертного собрания Анны Горенко, вдохновитель журнала «Знаки ветра»… В Москве выходила его книга «Догадаться до души» (НЛО, 2008), представленная – расширенно, поскольку Тарасов указывает на нерелевантность издания по отношению к авторскому замыслу – в первом разделе нынешнего тома. Две других – тоже, по сути, отдельные книги: «Пятерня» и «Превращения чистого времени».

Сам Тарасов подчеркивает, что опирается на «принципы художественной методологии синтетизма». Термин «синтетизм» – весьма хитрая штука, в эстетических теориях и практиках его разворачивают так и этак. Был синтетизм Сергея Нельдихена и пересекающийся с ним синтетизм конструктивистов; но можно говорить о синтетическом искусстве вне собственно письма, на уровне столкновений разных видов искусства – как это делали многие, от Рихарда Вагнера до Дмитрия Булатова. Тарасов, конечно же, находится внутри собственно языкового творчества, о синтезе можно здесь говорить применительно к «слипающимся субъектам», своего рода речи, выходящей за пределы «я», речи трансгрессивной, трансперсональной.

При этом перед нами поэзия отнюдь не герметичная. Выход за пределы предметной реальности в поэзии Тарасова ничуть не противоречит взрывному, яростному эффекту самого текстопорождения, каковое можно было наблюдать, пожалуй, лишь в поэзии битников. Рафинированная интеллектуальная и контр-культурная позиции здесь вступают в продуктивное столкновение, из которого рождаются то страстные монологи, то фрагменты-осколки – четкие при всем лаконизме, то, казалось бы, «просто лирика», которая, конечно же, таит второе смысловое дно: «…шум / звука всеядный эпигон / плагиатор с ухом Ван Гога зрением Рэя Чарльза / лабиринтом извилин осаждённых известью / как мачты потопленного фрегата – ракушками, / тщеславия скользкий протей / шум разряжен как гриб ядовитый / смертоносен как бешеная толпа – / это шум // а вошла тишина…»

Страсть и речь, память и социально-нигилистический пафос, тонкость мировосприятия, диалог и отрицание диалога. Очень яростная и живая книга.

(Данила Давыдов, «Книжное обозрение» #16 (2366), стр.7, М. 2013)

***

[О книге «Догадаться до души» в журнале «Новый Мир»]

Действительно, стихи Тарасова поражают не столько семантикой или структурой, сколько энергией, самим накалом поэтиче­ского говорения. Страстные монологи, составленные из обрывков реакций и жестов, отдельных мыслей или фиксированных обстоятельств окружающего мира, преобразуются в феерическое шоу с единственным участником — тарасовским лирическим героем.

(«Новый Мир» 2009, №6, http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2009/6/da18.html.
Также на ЛитКарте в рубрике «Книжная полка Данилы Давыдова», http://www.litkarta.ru/dossier/tarasov-davydov/dossier_9470/)

***

[О книгах «Три в одной» и «”Россыпь” и... »]

Если вы захотите представить себе поэта как такового - обликом, поведением и стихами, конечно, прозой, разумеется (ибо какой же это поэт без прозы (!), то это будет как раз Владимир Тарасов. В израильском художественном ландшафте - яркая знаковая фигура, ко всему прочему еще и объединяющая пишущих по-русски в интернет-альманахе «Знаки ветра».

Стихи Тарасова планируют от жаркой возбужденной пере-говоренности до предельно выпаренной зноем недо-говоренности, когда ты догадываешься по каким-то знакам до чего-то главного, что так важно поэту. И в стихах и в прозе Тарасова отражается причудливый мир, в котором реальность смешивается с фантазией до полного растоворения (а вот чего в чем? ну, скажем, друг в друге , точно так же как стихи в прозе и проза в стихах, наиболее яркий пример такого растворения «Засвеченный пейзаж», помещенный в книгу прозы, но смотрелся бы органично и в книге стихов). Существенно обозначить фигуры, к которым обращается Тарасов, как в стихах, так и в эссе. Прежде всего и во всех контекстах - это Анна Горенко. Далее - Илья Бокштейн, Давид Авидан (в блестящих переводах на русский Савелия Гринберга), Михаил Генделев, Анри Волохонский, Гали-Дана Зингер...

Таким образом, именно Владимиру Тарасову удается стероскопически воссоздать поэтическое пространство Израиля последних двадцати с лишним лет. Разумеется, при этом тексты самого Тарасова органически включены в это пространство и взаимодействуют с другими.

(Б., "Другое полушарие" № 21, июль 2013, стр. 100,
http://dr-polusharie.blogspot.ru/2013/07/21-2013.html)

Последний витязь

 

В Иерусалиме вышел в свет сборник стихов Владимира Тарасова – великолепно изданный том, продуманно и тщательно подобранный; такие книжки сегодня редко встретишь.

 

Имя Тарасова известно в нашем мире кнопок и клавиш тем немногим, кто ещё не разучился понимать язык поэзии и читать стихи. Их как кот наплакал, таких читателей, но они есть. Их упрямое желание сохраниться и не исчезнуть окончательно с лица земли заслуживает восхищения. Они – реликты, подобные секвойям во всём их неправдоподобном великолепии.

 

Строй поэтического языка Тарасова столь же далёк от языка прозы, как небо от земли. Это не две стороны литературы, это куда отдалённей. Язык прозы можно худо-бедно выучить, язык поэзии – никогда: его нужно чувствовать кожей сердца. Поэт создаёт свой, собственный язык, единственно подходящий ему для передачи потока ощущений бытия, составленного из жизни и смерти.

 

Таков Тарасов. Его монолог обращён к Творцу, его творчество – богоискательство. Его читатели – сторонние свидетели закодированного разговора поэта с Высшей силой, в замечания которой, наставив ухо, вслушивался в наших финиковых краях праотец Авраам.

 

 

Это Тарасов, это его язык. Слова, как будто, взяты из словаря и всем знакомы. Но литературу определяет не словарный состав того или иного произведения, а система расстановки слов и знаков препинания в стихотворной строке или прозаическом предложении. Всё, что можно было описать под небом, уже описано; уже в наше время безжалостно зоркий Виктор Шкловский это подметил. Значит, не в том дело, о чём писать, а в том дело – как!

 

Для Тарасова его форма стихотворчества стала естественной обыденностью: чувство, мысль и слово сплелись у него воедино. Он смотрит на обозримый мир – на его пейзажи, его людей, его пчёл и его мёд – чуть сверху, как гордый витязь с высоты седла.

 

Последний витязь русского поэтического ряда.

(Давид Маркиш)

***

 

Русское слово на Земле Израиля. У него два пути: Лотовой женой воспоминать об утраченной слиянности слова с почвой либо по образцу и подобию Божию создать новое Начало. А это значит повелеть произвести русское слово и камню, и иссохшему лёссу. И огласить на русском безводный небосвод, и не сгореть под нестерпимо жарким солнцем. Дать новый звукоряд, чтобы отзывался на пенье муэдзина и гортанные рулады Востока. И так же, как меняется соседство людей, речений, цвета кожи, так и соседство слов теперь иное, и ритмы – новые. Немилосердно яркие цвета меняют контуры предметов и диктуют иные формы выраженья, вытачивая синтаксис себе под стать, обнажая забытое родство и свойство привычных, неприметных прежде слов.

 

Тарасов преуспел в словесном зодчестве. Построил и язык, и храм, и действо. Его поэзию читать непросто. Но первоначальный дискомфорт паломничества в этот неведомый, порой заколдованный мир вознаграждается с небывалой щедростью.

(Зоя Копельман, Еврейский университет в Иерусалиме)

 

Также о книге "Три в одной" см. в журнале "Воздух":
http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2013-3-4/hronika/