Если вам доводилось увидеть, как ведет себя разлитая ртуть, по-английски quicksilver, «быстрое серебро», вы могли заметить, что какое бы быстрое ни было это живое серебро, его главная застойная лужица будет долго колыхаться на месте, пока вдруг какой-то свободный в движении узкий рукав от нее не отслоится и, найдя незаметные глазу различия уровня, не поползет в свою непредсказуемую сторону, все скорей удаляясь от общего тела. Бывает, что мощный рукав втягивает в себя чуть не всю свою родительскую лужицу. Этот рукав, этот ручей – это мы, наша зарубежная литература русской традиции и русского языка.

 

Этот ручей соединяется с озерами Бунина и Набокова, Цветаевой, Ходасевича и Газданова, с вулканом Бродского и его окружения, с руслом максимовского «Континента», нашего с Хвостенко «Эха», а также редких нынешних продолжателей русской речи, не запятнанных служением сильным мира.

 

В богатом именами русском Израиле, на самом Востоке нашего Запада, выделяется поток, у шлюза которого стоит Владимир Тарасов с его поэзией и прозой, с его заботой о достойном издании собратьев по альтернативной литературе, интересом ко всему, что происходит в русском слове, с явлением Анны Горенко. Он считает себя в основном поэтом, но, как хороший фермер, озабочен любыми литературными всходами каждого жанра. Превратившись на время в собственного деда, привел он в порядок его поэму «Эльбрус», созданную в советских лагерях². Пребывание в тигровой шкуре деда не могло не сказаться и на потомке. Стратовулкан Эльбрус - вулкан, сложенный слоями лавы, столетие за столетием выбрасываемой из Земли и окаменевшей, предстает перед нами как тема с вариациями.

 

Мне, по моей склонности, проще писать о прозе, хотя у Тарасова это проза поэта, но совсем не потому, что ритмическая, как мы привыкли думать, как у Андрея Белого. Повесть «Фрагменты посвящения», которую автор переносит из книги в книгу, это тема с вариациями, характерная для поэта или музыканта. «Фрагменты посвящения» – поэма протеста. В ней две главных темы – жизнь одиночки посреди себе подобных и красота тварного мира. После многочисленных вариаций выходит она на высокую коду: одиночка среди красоты тварного мира, доступной только маргиналу.

 

«Люди желают одного: чтобы ты был похож на них», - так начинается повесть. «…одиночек становится меньше и меньше. Скоро их понадобится охранять». За одиночкой гонится хорошо организованное несчастливое большинство. Одиночка, как Иванушка-дурачок в русских сказках, почти всегда от погонь ускользает. Но иногда его все-таки настигают, решительно и больно. Этот мир допускает погруженность в себя только тогда, когда одиночка направляется au petit coin. Неправительственная организация, ООО – общество охраны одиночек, еще не создана ни в одной стране мира. С начала моей литературной жизни нас, молодых, обвиняли в наивности. Мы огрызались, как могли, пытаясь – тщетно - доказать, что мы вполне государственные люди. Теперь я уверен в великой силе наивности, негосударственной наивности. Наивного человека невозможно сбить с толку. Ему невозможно втолковать, для чего необходимо насилие большинства над несовершенным, с его точки зрения, меньшинством. Он не протестует, он недоумевает и остается при своих. В конце концов великая сила наивности одиночки всегда приобретает общее значение. Единственный нравственный закон одиночки – не походить ни на кого из себе подобных. Жан Кокто рассказывал, как Равель получил орден Почетного Легиона и отказался от него. Эрик Сати на это заметил, что не отказываться нужно, а жить так, чтоб такого ордена никогда не заслужить. Владимир Тарасов никаких орденов наверняка не заслужит.

 

Платон писал в «Федоне»: «Душа пользуется телом, исследуя что-либо с помощью зрения, слуха или какого-нибудь иного чувства». Последнее относится к таким людям, как Владимир Тарасов. Он из тех, кто способен выходить в астрал, и его тонкое эфирное тело развивается быстрее телесного.

 

Тарасов видит недоступную другим картину мира:

«…хоровод вокруг Луны. Картина долго вылущивается, вытанцовывается, безветрие лучший попутчик… маленькие волокнистые полупрозрачные хлопья облаков словно налипают на невидимое с земли… многокилометровое в радиусе кольцо в небе... намагниченные куски облаков окружают Луну постепенно. ...Луна излучает потрясающую ауру отрешенной ясности... нездешний свет успокоения... свет утишения…»

Одиночка Тарасов живет среди грандиозных обломков цивилизаций: «…колоссальный дворец под Иерихоном, возводившийся во времена халифа Хишама… выжил огромной площади пол… из подогнанных друг к другу разноцветных плит, две-три колонны… да многотонная каменная роза… из скалы розового мрамора Мертвого моря». Эти обломки – помеха для жизни большинства горожан, только глаз одиночки выхватывает из пейзажа невероятную мраморную розу галактических размеров.

 

Франциск Ассизский был маргиналом.

 

Французский писатель, режиссер и актер Антонен Арто был одиночкой, был маргиналом. Он описал танец пейотля – танец древних мексиканских индейцев под влиянием экстракта из маленького неколючего кактуса, живущего в пустыне. Он испытал на себе действие этого экстракта, открывающего иной способ существования. Антонен Арто рассказал про индейцев, которые иногда приходят в город, «чтобы посмотреть, как живут люди, которые сами себя обманули».

 

В Древней Греции существовал культ Деметры, матери-земли. По мнению ученых, это один из немногих, если не единственный древний эзотерический обряд, зародившийся в Европе, а не пришедший к нам с Востока – если, конечно, атлантов и Древний Египет считать Востоком. Деметра изображалась в венке из пшеницы, символе плодородия. Часто в колосе пшеницы чернел рожок спорыньи, паразитирующей на хлебных злаках. В свое время моя бабушка строго запрещала нам, детям, пробовать спорынью, говорила, что это яд. Алкалоиды спорыньи имеют галлюциногенное воздействие на человека. Во время знаменитых Элевсинских мистерий в честь Деметры ее поклонники проходили обряд посвящения, о котором почти ничего не известно, потому что они должны были молчать обо всем, что узнали. Участники обрядов пили напиток, содержащий психотропные вещества, получаемые из спорыньи, и им открывались тайные знания.

 

Элевсинские мистерии были открыты для всех, даже для рабов.

 

Инициацию в Египетских храмах проходили лишь считанные единицы, лишь немногие избранные.

 

Валерий Брюсов считал любовь культовым обрядом, но досадовал, что в этот Храм приходится входить не иначе как вдвоем.

 

Быть в храме одному, быть вдвоем или с другими поклонниками зависит от того, кто эти поклонники. Судя по всему, Элевсинские рабы были люди достойные.

 

На паперти и в притворе храма одиночек всегда толпятся маргиналы. Тарасов не может с ними не столкнуться, но пересекает ряды этих встречных маргиналов с неодобрением.

 

Он пишет о них: «неинтересные, короткие мозги». Или: «заросшая грубоватая молодежь, чей мир дымен и однолинеен». А главное: «их социальный протест… сводится к элементарному: вот у того миллион, а у меня голый вася».

 

В обществе потребления гражданин потребляет продукты, рядовой маргинал потребляет время в мечтах о продукте.

 

У Брассенса есть песня «Дурная репутация» с таким припевом:

Non les brav's gens n'aiment pas que / L'on suive une autre route qu'eux.
Добрые люди не любят таких, / Кто хоть чуть-чуть не походит на них.

Песня кончается так:

Tout le monde viendra me voir pendu, / Sauf les aveugles, bien entendu.
Все прибегут посмотреть, как меня будут вешать, / Все, разумеется, кроме слепых.

Если героя Тарасова примутся вешать за его непохожесть, поглазеть сбегутся не только верные сиюминутной власти, но и большинство маргиналов своего государства.

 

И среди маргиналов он чувствует себя маргиналом.

Париж

Февраль 2016

 

© Vladimir Maramzin 2016

---

 

Владимир Марамзин – писатель, издатель, редактор (в тандеме с А.Хвостенко) знаменитого парижского «Эха» (1978-86; вышло 14 номеров). После изгнания Бродского из СССР Марамзин скомпоновал и откомментировал 5-томное самиздатское собрание сочинений поэта. Небезызвестная Википедия ошибается, причисляя и других лиц к составителям этого собрания, – Марамзин занимался составлением в одиночку, разыскивая тексты во всех уголках нонконформистской и диссидентской России. В своём мемуаре «Рукописи не горят» автор рассказывает со всеми подробностями о той поре. Приведём несколько цитат, проливающих дополнительный свет на происходившее в дальнейшем. После ареста, в ходе допросов, я с удивлением увидел, что им не удалось найти ни одного тома издания – ни у подписчиков, ни у машинисток, ... несмотря на слежку, ... несмотря на бдительных и вездесущих стукачей – ни у кого! ... Не раскололся вообще никто из допрашиваемых. Стукачи своей работы не выполнили. ... Тогда набросились на кого могли. Был арестован ... и отправлен в лагерь Михаил Хейфец, давший прочесть своё предисловие нескольким знакомым (это предисловие в собрание не было включено, в силу излишней политизированности! – ред. ЗВ)... Моё дело через пару месяцев после моего ареста переквалифицировали и вместо обвинения в издании Бродского предъявили обвинение в «создании и распространении произведений (моих), порочащих советский общественный и государственный строй». Дело Бродского было решено закрыть, чтоб не опозориться из-за отсутствия материалов. В 2013 году парижское изд-во «Эхо» опубликовало роман В.Марамзина «Славотерпец», первую часть трилогии «Страна Эмиграция», о чём Википедия почему-то до сих пор умалчивает. Летом 2017 года вышла вторая часть трилогии - «Картезианства сладость»; изд. «Эхо» (Париж), 507 с.(без оглавл.), обложка и титул Симоны Файф. Отпечатано в Белостоке (Польша) в кол-ве 400 экз Особое место в творчестве писателя занимает небольшой очерк «Уроки Набокова». Может быть, кто-то и говорил о Набокове с большей пылкостью, подробней, пространней, «филологичней», в конце концов, но точнее – никто. И в первую очередь это касается романа «Лолита». Владимир Марамзин был и остаётся одним из лучших и самых принципиальных представителей эмиграции, писателем, не зависящим от настроений того или иного лагеря общественности, от политических дуновений внутри или вне языковой метрополии и, тем более, от «волеизъявления» площадей одураченных потребителей.  Редакция «Знаков Ветра»   1 Позже статья была опубликована в еженедельном приложении к газете "Вести" - "Окна", 10 марта 2016 г., с.28 2 Автор невольно ошибается - "Эльбрус" писался Михаилом Байтальским в Нальчике в конце 50-х, после освобождения и реабилитации, хотя подавляющая часть стихов написана им в статусе зэка Воркуты.

© 2013 Знаки Ветра | Design by Фаина Колодная & GK | Издатель журнала Владимир Тарасов
Template design by Andreas Viklund